На учебу в Армению
Школу я окончил в 1970-м году и последний год провел в специальном институте для подготовки учебы за границей. Мы учились год в городе Халле. Это был центральный институт при университете Мартина Лютера. Он назывался ABF, или «рабоче-крестьянский факультет», существовал только на востоке Германии и был создано для подготовки к университету рабочих и крестьян, которые из-за финансового положения не могли пойти на абитур. Позже в таких институтах готовили иностранцев, у которых не было аттестата зрелости. А для нас смысл был в том, чтобы подготовиться в языковом отношении, а также в политическом. Мы это называли Rotlicht-Bestrahlung, или «облучение красным светом».
Тогда мне уже было ясно, какая у меня будет специальность — математика, и что учиться я поеду в Советский Союз. Но куда именно я попаду, решалось наверху. Формально мы могли записать два города по желанию. Первым была Одесса. У нас была смешанная группа из физиков и математиков, физики решили написать Одессу, и мы, математики, из солидарности тоже написали на первом месте Одессу. А вторым городом у меня был Ереван, куда я как раз и попал. Выбор Еревана был случайным. Мой зубной врач сказал: «Господин Буркхардт, езжайте в Ереван. Там тепло, приятно. Мы с женой уже два раза были там в отпуске». Он это так сказал, что мне захотелось туда поехать. И я не пожалел, потому что Армения сама по себе очень интересная страна и до сих пор у меня есть связи с друзьями там. Недавно я был шесть дней в Армении и жил у старосты моей группы, он сейчас профессор.
Мой папа четыре года был в плену на Волге. Он мне сразу сказал: «Мы тебя посещать не будем. Я уже был там». Я сказал: «Но папа, это было 30 лет назад, сегодня другое положение». Однако со временем я его понял гораздо лучше. Он не был в гитлеровской партии, он попал на эту войну молодым человеком, по мобилизации. Дошел до Одессы, а когда они возвращались, его взяли в плен в Богемии. В плену он находился в Сызрани, где была добыча камня. Это очень трудная работа и он очень мало говорил об этом. Он просто был рад, что выжил, и каждый год брал отпуск в тот день, когда его освободили из плена — это был его праздник. В колхозе заранее знали, что в этот день Мартин не работает.
В любом случае, это не мешало тому, что после учебы ко мне приезжали друзья из Армении и родители всегда очень сердечно их принимали. В 1980 году из Азербайджана приехал мой лучший друг Миша со своей первой женой Наташей. Наташа пошла с папой в поле, а потом вернулась и говорит: «А почему ты мне не сказал, что твой папа так хорошо знает русский язык?» Я говорю: «Я сам не знал».
Когда мы приехали в Ереван, мы фактически ничего не знали об Армении. Я знал, что там говорят, кроме русского языка, на другом, и с другим алфавитом. Но как это на самом деле, надо на собственном теле чувствовать, как мы говорим по-немецки. Только на третьем курсе нам предложили факультативный курс армянского языка, и тогда я увидел, что рядом со словом «молоко» в магазине было написано армянское слово «кат».
Запреты и как их обойти
У меня у папы было четыре сестры и двое из них оказались в Западной Германии. А еще моя бабушка со стороны матери жила в Западной Германии. До поездки в СССР мы должны были составить список своих родственников на Западе и расписаться на документе, утверждающем, что мы не держим с ними связь. Но что касается бабушки, я не согласился. И, как видите, они пошли на это — бабушке я мог писать из Армении напрямую, а остальных родственников я должен был включить в специальный лист и они получали мои сообщения через родителей. Причём, я был уверен, что эти письма всё равно проверяли, и думал над каждым словом, чтобы не написать лишнего. С другой стороны, я вообще не хотел писать ничего плохого маме и папе.
Вообще для иностранных студентов была задана окружность, по-моему, 30 км, за пределы которой нельзя было выезжать. Но поскольку в одну из сторон от Еревана в 30 км находится Арарат, самая высокая гора Турции, они разрешали нам ездить на озеро Севан в 70 км от Еревана.
Однажды я хотел поехать со своим другом Мишей к нему домой в Сумгаит на ноябрьские праздники. Это был 1974 год. Мы ехали туда автобусом, потому что единственный путь, где не проверяют паспорт. Хотя были поезда Ереван-Баку и были самолеты, но мы автобусом ехали: десять часов Ереван-Баку, а потом ещё 45 минут до Сумгаита. И ничего не случилось.
В другие города Армении было труднее добраться. В 1975 году на майские праздники у нас было пять свободных дней подряд. Первого мая мы как послушные студенты братского государства пошли на демонстрацию, а сразу после сбегали в общежитие, взяли свои сумки и паспорта и поехали в так называемый Южный аэропорт. Там мы сели на последний самолет в город Кафан, почти на самом юге Армении, недалеко от иранской границы. Мы спокойно долетели. Показали в гостинице паспорт и я помню, как женщина держала их вверх ногами — наверное, в первый раз в жизни видела латинские буквы. Но мы получили номера в гостинице и утром собирались посмотреть на расписание автобуса, чтобы поехать дальше, но тут заметили, что за нами следят двое в штатском. Они подошли и безо всякого приветствия сказали: «Вы студенты из ГДР и вам нельзя быть здесь». Потом удалились и через минут 20 снова постучали в дверь: «Ереван говорит, что вам нужно вернуться». Нас посадили в джип и даже сутки не прошли, мы оказались уже Ереване. При этом, другие студенты из ГДР тоже ездили туда, только не на самолете, а по железной дороге, которая все время идет вот вдоль границы с Ираном. И конечно, там тоже ходили солдаты, но они просто не открыли дверь в купе и никто их не остановил.
Университетские друзья
Моего лучшего друга Хажака все зовут Мишей. Его мама была советской немкой, с которой он в принципе не был знаком, а папа — армянин. Как-то так получилось, что он остался с отцом и мачехой, армянкой из Карабаха. Очень хорошая женщина, ей 91 год и она до сих пор живёт под Ереваном. Я привел Мишу в наше общежитие на четвертом курсе, потому что он жил на окраине города в очень нехорошем месте. Он родом из Сумгаита, Азербайджан. Мы познакомились во время учебы и у меня сразу возникла к нему симпатия. Он тоже из простой семьи, его мама была продавщицей, а папа — кузнецом на фабрике. И он интересовался музыкой, как и я, играл на аккордеоне. Так мы и дружим до сих пор.
во время празднования своего 25-летия.
В Сумгаите было очень много приезжих из России и из Армении и общий язык на улице был русский. У Миши было много друзей со времен школы, которые потом тоже учились в Ереване, и для меня это было важным толчком в изучении русского языка. Потому что друзья Миши все между собой говорили по-русски. Их родители стремились отдавать своих детей в русскую школу, потому что они понимали, что живут в маленькой стране и у ребёнка намного больше шансов, если он хорошо знает русский язык. Тогда масса фильмов шла в кино на русском, книги были на русском и не было возможности всё переводить.
Студенты из ГДР всегда выступали на университетских мероприятиях — пели немецкие, русские и армянские песни. Во время первого выступления за сценой мы познакомились с одним армянином, который играл на фортепьяно. Его семья стала моей второй семьей. Араик скончался 10 лет назад, в 2012 году. Я узнал о том, что он болеет, в самый последний день моей работы, вечером 30 апреля. Я купил билет на 10 мая и успел его застать — мы простились. Он был уже парализован, но как всегда много шутил.
Арутюн (в Киеве его звали Артюшей) приехал к нам учиться на третьем курсе. Он сказал, что у нас труднее, чем в Киеве, и остался в Ереване на три года. Позже он женился на девушке, которая была наполовину литовкой и наполовину русской. Меня даже пригласили на свадьбу в Витебск, но это были зимние каникулы, а мы могли ездить домой только два раза в год. Причем, один раз государство платило за билет, а на другую поездку мы должны были накопить сами. Обычно за дорогу туда я платил сам, а обратный билет мне покупал мой дедушка. В результате, я отказался от поездки в Витебск, о чем жалею до сих пор.
Учеба в СССР — социальный лифт
У нас в университете были компьютеры «Наири-2» и мы прошли курсы программирования на этой машине, в том числе, на языке «Алгол». Мне понравилось, поэтому, когда я вернулся с учебы, то сразу согласился пойти работать в эту сферу. В 1970-е годы электронная обработка данных развивалась во всех странах, включая ГДР. И когда мы вернулись, это был не худший вариант. Чуть дальше от математики, но не слишком. Потом я понял, что математики — лучшие работники в этой области. Это связано с логическим мышлением, которое нам, так сказать, вдолбили.
Несколько лет спустя у группы, которой я руководил, была машина «Роботрон» Дрезденского производства, которая тоже понимала язык «Алгол». Однажды наши коллеги с помощью этого компьютера вычислили распространение радиоволн и поехали в Женеву на международную конференцию. Тогда люди из Западной Германии выпучили глаза от удивления. Я помню, что машина работала даже ночью, чтобы вычислить наши алгоритмы, но они были правильные и результаты были убедительные.
Уже в 1979 году я получил пост руководителя сектора. И как выпускник советского университета оказался в так называемой «номенклатуре-2» — это вторая сверху ступень в кадровой системе ГДР. Поэтому я два раза по месяцу был под Берлином на курсах повышения квалификации для руководящих постов. То есть, это был социальный лифт, и в политическом смысле тоже.
В Ереване я написал заявление о вступлении в партию, но оказалось, что наши физики были против меня, и один друг посоветовал мне подождать до окончания института. Он сказал, что после учебы меня примут в партию с распростертыми объятиями. В 1978 году я стал членом партии. Мы тогда не знали многого из того, что стало известным после политических перемен. Однако в Ереване из нас получились, скорее, критически мыслящие коммунисты. Царь был далеко, в Москве, и посольство могло только раз-два в году направлять кого-нибудь к нам, но они не могли нас контролировать. И в университете были доценты по общественным наукам, которые либерально думали и допускали дискуссии. Я бы не сказал, что это были диссиденты. Просто там было принято более свободное мышление. И позже нам это помогло — не всему нужно верить.
Интервью: Наталья Конрадова
Unerwünschte Wege 2022