Немецкая спецшкола

Особенность нашей школы была в том, что учителя очень хорошо знали свой предмет и были энтузиастами. Это была школа с гуманитарным уклоном и ряд предметов преподавали на немецком языке. Например, мы три года учили немецкую литературу и я ее знала лучше, чем русскую. Поэтому после школы я пошла на русское отделение филологического факультета — я хотела изучать русскую литературу в университете, потому что в школе с этим было плохо. Наряду с этим была география по-немецки, некоторые уроки истории, и еще два года технического перевода. Окончив школу, я работала переводчиком в Институте технической эстетики, в отделе технической информации. Мы получали дизайнерские проспекты и должны были переводить их как можно короче и точнее.

Я закончила русское отделение и несколько лет преподавала русскую литературу и русский язык. В какой-то момент я стала сопровождать школьные группы, потому что знала немецкий язык. А потом мне предложили вести группу в той же школе немецкого языка, которую я закончила. У меня была изумительная группа, в ней были будущие золотые медалисты, которые очень хорошо учились. Выпустив два класса, я не захотела остаться в школе, вообще хотела изменить род деятельности, но тут мне предложили вести высшие курсы иностранного языка при Министерстве экономического развития. И я осталась в профессии.

Урсула

У нашей школы были контакты с интернатом в Германии, который находился в городе Визенбурге, в старинном замке. А у нас был школьный лагерь с самоуправлением — практически всем там руководили ребята из старших классов. Ребята из интерната приезжали на пару-тройку недель к нам в лагерь, а мы ездили к ним в Германию. 

Это был 1972 год. В интернате нас поселили в комнате с немецкими девочками, но я не смогла с ними подружиться — они были взрослые и уходили к нашим мальчикам, с которыми им было интереснее. Зато я по-настоящему подружилась с девочкой из другой комнаты, которая очень сильно отличалась от остальных. Она была очень красивая, похожая на принцессу. Потом я узнала, что у нее франко-чешские корни и она мне рассказывала, что сама узнала об этом поздно. У них в семье остался страх с того времени, когда надо было иметь семь поколений арийской крови и не было принято рассказывать о подобных смешениях. 

Я с ними общаюсь до сих пор. Урсула родом из Франкфурта-на-Одере, а ее мама — из Восточной Пруссии. Она закончила университет, училась дополнительно языку здесь, в России, в городе Иваново Московской области, а потом стала преподавать русский язык в будапештском университете и там познакомилась со своим будущим мужем-венгром. Они поженились, она уехала с ним в Венгрию и долгое время они работали там, а потом в Швейцарии. Он – инженер по газовым установкам, славный парень, мы тоже дружим и он приезжал к нам в гости. Потом они уехали в Америку и их главный дом находится в Сан-Диего. 

В 1989 году я сопровождала одну группу и приезжала к Урсуле в Берлин, мы с ней гуляли по городу. Тогда еще стена была везде была. И я впервые, честно говоря, увидела эту стену и не могла осознать, как можно столько лет находиться и ничего не делать против. В первый свой приезд я этого не видела. Стена достигала трехметровой высоты и это для меня был такой удар, очень сильное впечатление. 

Берлинская стена в 1989 году
(фото из архива Вершининых)

Мы обменивались письмами. Но я неохотно писала: письмо надо написать, завернуть в конверт, куда-то опустить. Ну и вообще, я этим жанром не увлекалась — там можно так мало сказать. А когда появился интернет, стало проще. Вообще я люблю разговаривать. Так что был период, когда мы потерялись и не писали друг другу, а потом я стала искать Урсулу, долго не могла найти, но в итоге нашла ее в Фейсбуке. Они с мужем пару раз приезжали к нам, но потом у Урсулы появились внуки, а сейчас, из Сан-Диего уже невозможно ездить, я думаю. Хотя мы это даже и не обсуждали.

Интервью: Наталья Конрадова

Unerwünschte Wege 2023