«Я поняла, что русский язык может быть полезным»

Армения 1986

В первый раз в СССР я была в 1986 году, в Армении. Отец был литературоведом, специалистом по американской литературе, и на какой-то конференции познакомился с коллегой, армянкой. Они переписывались, а когда мне было 14 лет, мы поехали к ним в гости в Ереван на четыре недели. Это было для меня что-то совершенно экзотическое. Ездить в СССР само по себе было экзотикой, не говоря уже об Армении. Мы все тогда думали, что весь СССР говорит по-русски. Никто не знал ни историю, ни географию, я перед поездкой немного почитала об Армении, книгу «Сорок дней Муса-Дага» Франца Верфеля, и на меня это произвело сильное впечатление. 

Сначала мы ночевали в аэропорту в Москве и всю ночь разговаривали с пожилой женщиной, которая оказалась поволжской немкой. Она в 70-е годы уехала в Германию, а в тот момент летела в Казахстан увидеться со своими родными. Она нам рассказывала историю своей семьи — о репрессиях в отношении немцев, о том, как они работали в степи на холоде. В 70-е годы Западная Германия приняла много людей из Казахстана, это была первая волна, но ГДР об этой истории ничего не знали, в том числе, и мои родители. 

В Ереване мы жили в семье папиной коллеги Рузан Маргуни, в старом доме в центре. Это была большая семья актеров и художников, Вагинак Маргуни. Одна племянница, Ануш Асланян, на год меня младше, стала потом актрисой. Мы с ней подружились. Она до сих пор живет в Ереване и мы общаемся с семьей в основном в «Фейсбуке». В 2004 году я снова была в Ереване, в командировке, и останавливалась у них.

В 80-е годы индивидуальным туристам из ГДР было запрещено уезжать дальше, чем на 60 километров от того места, где они были зарегистрированы. В Армении КГБ особенно нервничал из-за близкой границы с Турцией, и конечно, нас ежедневно проверяли по телефону: наши хозяева поднимали трубку, а на том конце никто не отвечал. Но мы все равно ездили. Один раз мы пошли на автовокзал, купили билеты и поехали на озеро Севан. А в другой раз уехали в Дилижан. Когда мы вышли из автобуса, то поняли, что там никогда не видели иностранцев и почти никто не говорит по-русски. Но мы тут же познакомились с разными людьми, а один таксист, его звали Роберт, пригласил нас к себе домой — накрыл стол, сварил кофе. Он как раз говорил по-русски и рассказал нам, что служил в ГДР. Его семья тепло нас приняла.

Когда наш отпуск заканчивался, семья Маргуни нам устроила прощальный ужин с большим столом и речами. Я помню, как папа долго рассказывал, как мы благодарны, и какие красивые места мы увидели, например, Севан и Дилижан. Все за столом сделали большие глаза: «Вы были в Дилижане?!» Никаких последствий не было, просто все очень боялись. Для меня это была необыкновенная и чудесная поездка: я так много узнала, будучи подростком, об истории, народе, культуре; Тогда я впервые в жизни побывала на настоящем базаре и увидела экзотические продукты: кинзу, базилик, баклажаны.

Москва 1989

После этого я решила, что нужно больше заниматься русским языком. И в 17 лет, в 1989 году я поехала в Москву, к своей подруге по переписке Соне, которая была на год младше меня. Мой папа ездил несколько раз в Москву, в том числе, и в командировку чтобы поработать в библиотеке имени Ленина. В советское время национальная библиотека и книжные магазины в Москве были хорошо укомплектованы литературой на английском языке. Кроме того, папа несколько раз ездил кататься на лыжах на Кавказ, на Эльбрус. Во время этих поездок он летал через Москву и всегда останавливался у родителей Сони. В какой-то момент они решили, что их дочери должны переписываться. Мне было 13 лет.

И мы начали переписываться, причем, по-английски, потому что русский у меня был плохой, хотя я и учила его с пятого класса в школе. Школьные уроки были вынужденные, русский язык у нас в ГДР не очень любили. Кроме слова «достопримечательности» большинство восточных немцев по-русски ничего не запоминали. И в нашей семье был критический взгляд на происходящее: дома говорили одно, в школе — другое. За моим отцом следили сотрудники Штази. Но несмотря на это, мне нравилось учить языки, в том числе, и русский: я даже выиграла третье место в районной олимпиаде по русскому в Марцане — не знаю, как мне это удалось. 

Когда я приехала в Москву, мы с Соней говорили по-английски, с ее мамой — по-французски, потому что она специалист по франкоязычной бельгийской литературе, а я в это время как раз начала учить французский. А бабушка Сони старалась со мной говорить по-немецки — она его немного знала еще со школы. Я все равно старалась говорить с ней по-русски, к тому моменту я поняла, что этот язык может быть полезным. У меня очень теплые воспоминания о бабушке, я ее всегда так и называла, «бабушкой».

Я помню, какой непривычной для меня была еда. В ГДР мы готовили горячую еду дома в основном на выходных, в субботу по-немецкой традиции, готовили Eintopf. Туда клали картошку, морковку, лук и зеленую фасоль. Мои родители каждый год сажали фасоль у себя в огороде, мы всей семьей ее собирали, обрабатывали и консервировали, а потом жили на этой фасоли всю зиму. Капусту мы видели только в кислом виде, да и то очень редко, у нас в семье ее не было принято есть. 

Так что до поездки в Москву я не пробовала ни борщ, ни щи. Я провела у Сони, кажется, две недели, и в то время в магазинах ничего не было, кроме хлеба. Бабушка очень хорошо готовила, с большой фантазией, но все ее блюда мне казались вариациями капусты. Всегда было очень вкусно, но непривычно. Зато и первое, и второе, и третье — они меня научили есть культурно.

Русский язык после Советского Союза

Когда я поступала в абитур в 1988 году, все понимали, что это очень важный момент: нужно было выбрать такую профессию и учебу, которая была бы востребованной — это повышало шансы получить место. Например, профессию учителя. Так что я написала «учитель музыки» и «учитель русского». А один мой одноклассник, сын профессора, написал, что он хочет заниматься кибернетикой. Никто вообще не понял, что это такое и кому это нужно. 

После абитура я подала документы в университет на учителя русского и французского. Но когда я поступила, был уже 1990 год и я поняла, что хочу вместо этого открывать мир. Было бурное время, мы не знали, как мы будем жить дальше, будет ли у родителей работа и что будет с деньгами. Я провела полтора месяца в качестве au pair во Франции, путешествовала по Великобритании. А потом поступила в Свободный университет на английский и французский языки — мне они были близки с юности, будучи еще школьницей, я ходила по вечерам на дополнительные курсы языка, а кроме того, несмотря на железный занавес, моя семья поддерживала международные дружеские отношения по Восточной и Западной Европе.

При этом, я подружилась и с разными интересными русскоязычными людьми в Берлине. Например с теми, кто приехал сюда «по еврейской линии» и кого Владимир Каминер описывает в книге Russendisko. Среди них были мои друзья, я часто бывала у них в Пренцлауэрберге и, можно сказать, выучила русский язык на кухнях. Там был художник Юра из Ленинграда, который рисовал свои картины — они до сих пор висят в кафе «Воланд». Там же мы пили чай и очень много разговаривали. Вообще это было время, когда люди стали больше разговаривать друг с другом, и русские, и немцы. 

Кроме того я познакомилась с людьми из Одессы. И быстро решила, что хочу попасть в Одессу — это явно интересный город, так интересно звучит, думала я, а у меня там знакомый. И я поехала. Там я поняла, что это другая страна, Украина, что украинцы говорят на другом языке, который я не понимаю. Я была в Одессе в августе 1991 года, во время путча в Москве, и Украина еще не была независимой. Новости мы слушали только по автомобильному радио, потому что по телевизору снова был только «балет». На следующий год, 1992, я снова поехала туда и с помощью друзей отправилась в университет на летний курс русского языка.

В Одессе я стала думать, зачем я мучаюсь с этим английским языком, если у меня все так хорошо с русским. И вернувшись, поменяла специализацию с английского на русский — пошла учиться в Институт Восточной Европы (Osteuropa Institut), а позже поступила в Институт славистики в университет им. Гумбольдта, который и закончила. Зимой 1992 году я еще ездила учиться по обмену в Москву, в институт имени Пушкина. Тогда было довольно сложно жить: в продуктовых ничего не было и мы покупали молоко у бабушек в метро и весь месяц ели колбасу, которую привезли с собой из Берлина. Последняя учеба в Москве была в 1993 году, когда я ездила на полгода на филфак МГУ.

Интервью: Наталья Конрадова

Интервью с Соней (Софья Анджапаридзе) можно прочитать здесь.

Unerwünschte Wege 2023