Дедушка
Мой дедушка родился в Восточной Пруссии немного южнее Кёнигсберга, сегодня это Польша. В последние месяцы войны он был мобилизован как солдат. Он очень мало говорил о войне, только однажды рассказал, насколько травматичным был для него этот опыт.
После нескольких месяцев солдатской службы дедушка попал в советский плен под Ярославлем и пробыл там пять лет. Он работал в каменоломне и это было очень тяжело. Их привезли в лес, где ничего не было, и сначала им пришлось самим строить укрытия для сна и лагерь. Там он сделал небольшую работу для одного советского офицера — думаю, почистил ему ботинки или что-то вроде того — и ему дали немного больше еды. Иначе он, вероятно, не выжил бы. И там же он выучил русский, что, конечно, сильно ему помогло.
После пяти лет в плену дедушка приехал в только что основанную ГДР. Он не мог вернуться к семье, которая осталась в Восточной Пруссии, и оказался совершенно один. Ему помог еще один бывший пленный, которого он встретил в дороге. В то время в ГДР проходила денацификация учителей, которой не было в Западной Германии. Они открыли большую программу и в течение двух лет готовили новых учителей, независимо от их предыдущего уровня образования. Мой дедушка неожиданно решил стать учителем и на одном из семинаров для учителей познакомился с моей бабушкой. Вскоре он стал директором школы в маленькой деревне недалеко от Франкфурта-на-Одере, а когда они с бабушкой поженились, стали работать там вместе.
Мой дедушка был католиком, а бабушка — протестанткой. Они оба немцы и оба переселенцы. Они всегда были двуязычными, говорили по-немецки и по-польски, а во время войны оба выучили еще и русский.
Бабушка
Моя бабушка родом из мест, где жили немецкие переселенцы, недалеко от города Лодзь. В этой деревне поколениями жили люди немецкого происхождения — можно сказать, местные были уже наполовину немцами и наполовину поляками.
Ее отец, мой прадедушка, в Первую мировую служил царю и побывал с русской армией в Турции и в других странах. Во время Второй мировой его тоже не было дома, потому что он опять был мобилизован. И его старший брат тоже. Оставалась только мать с тремя девочками, из которых моя бабушка была младшей. В 1945 году, незадолго до того, как в деревне появились русские солдаты, к ним пришли немецкие военные и сказали: «У вас есть три часа, чтобы покинуть двор». Они должны были бежать, иначе там камня на камне не осталось бы. От того места южнее Варшавы они отправились в Гданьск, где собирались сесть на пароход «Густлофф» до Гамбурга — это был единственный вариант. Они кричали: «Возьмите нас!», но их не взяли, потому что не хотели перегружать пароход беженцами, так что к частью они туда не попали и не погибли вместе с другими людьми.
Два с половиной года мать и девочки провели в пути — из южной Польши в центральную, к побережью Балтийского моря, туда и сюда, иногда и сами не знали, куда. В какой-то момент они прибыли в деревню Ямлиц на юге от Франкфурта-на-Одере. Сегодня это совсем маленькая деревня, но тогда она была стратегически важным местом — через нее шли железнодорожные пути. Там же был бывший концлагерь, который с 1945 по 1947 годы использовали НКВД. Семья моей бабушки приехала и поселилась в бывшей конюшне. Потом ее отец вернулся с войны и теперь у них было немного земли, где они могли что-то построить. Маленький дом в маленькой деревне.
Если я правильно поняла, сначала моя бабушка с матерью и сестрами жили рядом с советскими солдатами, которые ухаживали за лошадьми. Я думаю, они как-то общались и поэтому она выучила русский язык. А может быть, это было еще во время их бегства из Польши. В любом случае, они оба, и дедушка, и бабушка, выучили русский во время войны. А потом моя бабушка получила педагогическое образование и стала первым образованным человеком в семье. Она стала учительницей русского языка.
Что интересно, моя бабушка была учительницей русского и при этом никогда не бывала в Советском Союзе. Хотя они были учителями и должны были выполнять политическую функцию — воспитывать новое поколение ГДР и формировать новое мировоззрение — они отказались вступить в партию. И в итоге не получили ни прибавки к зарплате, ни продвижения по службе, ни поощрения в виде поездки в Советский Союз. Моя бабушка была любопытной и бесстрашной, поэтому она сама искала возможность попрактиковаться в русском языке. Ее часто просили переводить для русских делегаций. А иногда она просто видела солдат или офицеров в поезде или на станции и они ее спрашивали о чем-нибудь по-русски.
Официально частные контакты граждан ГДР и СССР не поощрялись. К тому же, был языковой барьер, мало кто говорил по-русски: несмотря на многолетние уроки в школах, не было никакой практики.
Инес
Поскольку моя бабушка была очень любопытной и, к тому же, мы много ездили на поездах к тетям, которые все еще жили в Ямлице, через Франкфурт-на-Одере, присутствие русских было очень заметно. Например, во Франкфурте-на-Одере нужно было делать пересадку. И там был дополнительный русский вокзал, куда иногда мы ходили, чтобы посмотреть на интересные вещи, которые продавались в киоске.
Детьми мы играли в лесу прямо за нашим домом, в месте, которое использовалось для военных маневров. Там везде были окопы, а иногда мы находили противогазы — было интересно, но все же немного странно. Я до сих пор помню, как ночью говорила: «Бабушка, я не могу спать, они так громко стреляют», потому что все время слышались взрывы. Через всю деревню образовывались пробки — шлагбаумы со стороны станции закрывались и были видны танки и прочая военная техника. Лес, где мы собирали грибы и чернику, из-за этих маневров потерял свое естественное состояние. И я все время спрашивала: «Так я могу спать с тобой?» Ощущения безопасности не было, как будто мы жили в военное время. Это был мой опыт холодной войны: официально мы друзья и все в порядке, но все равно к нам относятся враждебно.
Еще я помню русских женщин с накрашенными губами и надушенных, просто шик. Это были жены офицеров, которые хотели сделать себе что-то приятное, купить красивую обувь, например. Надо сказать, что в ГДР к тому времени жилось даже лучше, чем в СССР, поэтому военнослужащие были привилегированными. Даже солдаты, которые приезжали в ГДР откуда-нибудь из Казахстана, например.
Все эти военные части снабжались по железной дороге — так они получали уголь и другие материалы. И я помню, что было много шлагбаумов из-за постоянного движения поездов и машинам часто приходилось ждать. Например, однажды темным зимним вечером, когда мы стояли на светофоре, кто-то постучал в окно. Это был русский солдат, который хотел попросить сигарет. И, конечно, это было довольно странно, потому что нам не разрешалось вступать в контакт, и мы не были уверены, что он не убежал. Может быть, его бы вообще приговорили к смерти, ведь запреты были очень жесткими. И так было несколько раз.
В общем, все эти взрывы, от которых я не могла спать, повсюду бункеры и траншеи, танки — обычная вещь. И солдаты, которые стучат в окно машины и просят сигареты. Довольно жутко. Я сижу в машине, а мой отчим говорит: «Им еще хуже, отдай всю пачку». Они вызывали жалость.
Мы часто ездили в советский магазин при военной части и там иногда продавали интересные штуки, например, золотые украшения, которые выглядели не так, как наши. Моя тетя подружилась с продавщицей, но продавщице не разрешалось приходить к тете в гости. Можно было встречаться в магазине или на озере в деревне, но не дома. Не помню, как ее звали, Наташа или Надежда. Я думаю, что речь шла в основном о торговле, то есть о каком-то обмене или покупке. Я так понимаю, что советская продавщица, когда ей разрешали поехать в Советский Союз, вероятно, привозила с собой оттуда какие-то драгоценности, чтобы купить в ГДР, скажем, обувь, а затем снова обменять её на деньги в Советском Союзе. Я думаю, что в Советском Союзе было больше драгоценных металлов, но меньше товаров повседневного спроса, таких, как кожаная обувь, сумки. И я не знаю почему, но у них всегда были эти необычные русские кольца из красного золота с высоким содержанием меди. Да и янтарь как-то по-другому выглядел. У меня даже осталась пара вещей с тех пор.
Лена из Киева
В девяностые все радикально изменилось, и отношения тоже. Моя бабушка познакомилась с русским офицером, который рыбачил неподалеку и стал часто приходить. У него были очень заметные золотые зубы. А потом бабушка также познакомилась с Виктором и Таней — то ли они тоже рыбачили, то ли катались на велосипедах недалеко от деревни, а может вообще лимузин покупали, не знаю. В любом случае, бабушка их увидела, сказала: “О, да вы по-русски говорите” и пригласила их к себе. Они стали приходить каждое воскресенье вместе со своей дочерью Леной, моего возраста.
Пару лет назад Лена нашла меня в «Фейсбуке» и мы восстановили контакт, потому что раньше он был только через бабушку и по-русски, а другой возможности общаться не было. Но бабушка умерла в 2010, дедушка в 2005, и поколение, которое могло общаться в русскими, ушло. Мы с Леной не созванивались, только поздравляли друг друга с днями рождения по-английски. Но началась война в Украине и я стала думать, как я могу помочь. Я не могла ездить на границу с Украиной, а что еще я могла сделать? И тут я вспомнила про них и написала Лене с вопросом, где они и как у них дела. И через несколько дней получила ответ: «Привет, рада тебя слышать, мы в Берлине, не хочешь ли встретиться?» Встреча, конечно, была очень эмоциональной, потому что это для меня всегда была семейная история, моих бабушки и дедушки. И вот, через неделю после начала войны мы встретились на главном вокзале. Мы не виделись 20 лет и фактически должны был заново познакомиться. И как же было приятно увидеть, что не так много изменилось и что знакомиться заново нам не нужно.
Интервью: Наталья Конрадова
Unerwünschte Wege 2023