Немецкий в семье
Моя бабушка, которая родилась в 1906 году, никогда не научилась говорить «СССР». Она всегда говорила «Россия». Бабушка моего друга, к которому мы приезжали в ГДР, тоже всегда говорила «Германия». И, в общем, обе оказались достаточно прозорливые, так и получилось: по-прежнему есть Россия и Германия.
Мой дедушка был еще из балтийских немцев и в его семье говорили по-немецки, как он говорил, «для развлечения». Эта семья давно переехала в Россию, они занимали разные должности при царском правительстве и немецкий не был основным языком общения, но время от времени им пользовались. И дедушка очень следил за тем, чтобы я хорошо выучила немецкий язык. И до сих пор у меня почерк на латинице лучше, чем почерк на кириллице, потому что дедушка мне его ставил. Бабушка была из семьи, где детей тоже учили иностранным языкам. У нее была бонна, которая говорила с ней по-немецки, учила ее читать и вышивать. Они тогда, по моему, жили в Риге.
Во время войны мои бабушка и дедушка были в противовоздушной обороне Москвы, они не уехали в эвакуацию. Дедушка работал на военном заводе и они оба были в мото-отрядах штаба города — они были мотоциклисты. Мама еще была маленькая.
Сразу после победы мой дедушка приехал в Германию принимать военные заводы. Через год туда приехали мама и бабушка и оставались там до 1949 года. Во время войны у них совсем ничего не было, ни еды, ни одежды, они были в очень бедственном положении, и когда они приехали в Германию, очень удивились тому, как там люди живут. Но поскольку они владели немецким языком, то у них были нормальные отношения с местными жителями.
Вообще многие люди, которые знали немецкий, оказались после войны в Германии. Например, мой дедушка, его двоюродный брат и муж его двоюродной сестры — все они встретились там. Хотя они не работали в одном месте и приехали туда совершенно независимо друг от друга.
Школа номер три
Я пошла в немецкую спецшколу номер три в Чапаевском переулке и со второго класса у нас был немецкий язык. Мне очень нравилось его учить. Начиная со второго класса нас приобщали к общению с немцами, которые постоянно приезжали в нашу школу. И вот однажды приехала делегация, в которой был один из гэдээровских писателей. Он привез огромную пачку открыток и писем из класса, где училась его дочка — им нужно было найти партнеров по переписке в Советском Союзе. Всем нам раздали эти открытки, чтобы мы начали переписываться. Потом эти ограничения отменялись, но сначала мы должны были писать, что наш обратный адрес — это адрес школы. Насколько я понимаю, в школе регистрировалось, что мы переписываемся. Но ничего там такого не было, конечно, мы вообще мало что могли написать во втором или третьем классе.
Поскольку у нас школа была одной из самых известных в Москве, нас приглашали на радио, где мы должны были читать стихи или отвечать на какие-то вопросы. После одного такого выступления я получила письмо и посылку от женщины, которую звали Шарлотта Юрке. Она жила в Веймаре, была, как выяснилось, ровесницей моей бабушки, и в детстве тоже жила в Риге. И вот мой голос напомнил ей голос ее подруги детства. И ей очень захотелось отправить мне какой-то там подарок. Посылка шла полгода, поэтому конфеты были в интересном состоянии. К тому же, посылку много раз открывали, проверяли, что там внутри. Это было очень трогательно, что кто-то, услышав меня, мог вспомнить о чем-то хорошем, связанном с детством в Риге, где было, конечно, много языков. И немецкий, и латышский, и русский сосуществовали вполне естественным образом. Мы с ней переписывались довольно долго, но потом она стала уже, видимо, совсем дряхлой и решила переехать к своей сестре, которая жила в Западной Германии. И тут наши письма перестали доходить.
А еще наша школа была в партнерстве со школой Erich Weinert Oberschule, Wiesenburg. И это вообще очень интересное место, где в интернате жили люди, которые изучали русский язык. Вот эти немцы постоянно приезжали в наш школьный лагерь в Истринском районе на реке. И немцы проводили какое то время в наших палатках, учили разным песням, играм, мы устраивали концерты. Наша школа когда-то летной школой и у них был лагерь и оттуда остались еще военные палатки, а рядом был полигон. У тех, кто был постарше, там завязывались какие-то романы — у наших старших мальчиков с немецкими девушками.
После седьмого класса мы поехали в ГДР. Там нас возили на всякие экскурсии, а моя самая любимая подруга по переписке Ангела специально приехала со своей мамой, когда у нас была экскурсия под Рождество, чтобы со мной встретиться. И вот мы встречались с тех пор и в Москве, и в Хельсинки, и я ездила тоже раза два к ней домой. Мы переписывались до недавнего времени, еще успели обменяться электронными письмами. Но бумажные письма это было очень большое событие, потому что мы туда вкладывали открытки. У меня до сих пор есть переводные картинки из ГДР, не все были использованы.
Потом, когда я стала уже учиться в университете и, тем более, в аспирантуре, начались связи с коллегами, которые занимались тем же, чем и я, и тогда мы стали встречаться гораздо больше по делу. Я училась на филологическом факультете Московского университета, на отделении структурной и прикладной лингвистики, и интересовалась психолингвистикой. Мои коллеги были тогда в Институте языкознания Академии наук ГДР и они часто приезжали в Институт языкознания в Москве. Мы встречались, я переводила их статьи, они что-то мое печатали, бывали в гостях друг у друга дома. После объединения Германии они оказались в Западной Германии, приглашали меня туда. Я много работала в Институте немецкого языка в Мангейме. То есть эти гэдээровские контакты продолжаются до сих пор. Сейчас в Институте немецкого языка выходит наша с Катариной Менг книга «Geboren in Kasachstan, aufgewachsen in Deutschland».
Отношения на всю жизнь
Вообще это долгая история отношений — это мне очень нравится. Мне нравится, чтобы люди, если они способны общаться друг с другом, долго общались на протяжении жизни.
Была, например, одна молодая девушка, которая вышла замуж за чемпиона мира по гребле. Эта команда по гребле приезжала в Москву, они приходили к нам, а у меня тогда была маленькая дочка и мои родители и дедушка ездили на соревнования и болели за эту команду. Одежда, которая была у их детей, перешла к моим детям. То есть они привозили мне одежду своих детей в Советский Союз, потому что они знали, что у нас ее нет. А потом я была у них в гостях и оттуда уже проехала по ГДР, иногда оставалась в гостинице, иногда у каких нибудь знакомых.
Тогда же я поехала в Сан-Суси и так получилось, что пришла туда уже довольно близко к закрытию. Но местный гид, видимо, увидел мой интерес к окружающему, а также способность говорить на немецком языке, и провел для меня индивидуальную экскурсию. Это было очень интересно. Мы хорошо общались, это была его последняя экскурсия в тот день, поэтому мы пошли гулять по городу. И тут оправдался один из стереотипов о немцах. Он пригласил меня к себе домой и ему нужно было купить два пирожных. А у него дома была мама, но третье пирожное он не купил — купил ровно два. Я бы так никогда не поступила: если бы я шла домой, я бы купила много пирожных. Но в Германии всегда покупается столько пирожных, сколько людей ожидается за столом. Этот дружеский интерес друг к другу сохраняется до сих пор. Потом я писала ему письма в армию, потом он женился, приехал к нам со своей женой и до сих пор нам очень приятно друг с другом общаться.
Были, конечно, какие то препятствия, например. В какой то момент моя мама работала в Институте биофизики, и тогда нельзя было к себе домой звать иностранцев. Но потом, когда она вышла на пенсию, снова стало можно приходить в гости. Еще нам не разрешали возить иностранцев дальше, чем за 30 километров от Москвы. Когда у нас была машина, то мы их возили в разные близкие подмосковные места. А с нашими самыми близкими друзьями мы совершали какие-то далекие поездки. Мы ехали на подмосковных электричках, довольно далеко, чтобы посмотреть разные красивые места. И чтобы никто не заподозрил в них иностранцев, они сидели молча с русскими газетами в руках. Мы, конечно, выдавали себя с головой, потому что просто смеялись.
Интервью: Наталья Конрадова
Unerwünschte Wege 2023